ВОСПОМИНАНИЯ О НЕДАВНЕМ ПРОШЛОМ

Фото © А.Волосевич

Некоторые события годами и десятилетиями привлекают к себе общественное внимание, несмотря на то, что достоверно о них известно относительно немного. Четырнадцать лет назад, 16 января 1992 года, произошло одно из самых резонансных событий начала 90-х годов - были жестоко подавлены студенческие волнения в ташкентском Вузгородке. При этом несколько человек были убиты (сколько именно, никто точно не знает), многие ранены и арестованы.

В условиях отсутствия информации всякое массовое выступление со временем превращается в легенду, обрастает устойчивыми толкованиями и нередко меняет свой знак на противоположный, в зависимости от конъюнктуры, ситуации и прочих обстоятельств. К примеру, выступление националистически настроенной казахской молодежи в 1986 году сегодня считается образцом патриотизма, и горе тому, кто в Казахстане отважится публично высказать иную точку зрения.

Январские волнения студенческой молодежи в Ташкенте пока не отлились в жесткие формы идеологических формулировок. Несмотря на всю значимость этого события, ставшего для власти первым опытом по насильственному подавлению своих противников, и повлекшего за собой переустройство системы высшего образования в масштабах всей республики, о нем по-прежнему мало что известно. В СМИ Узбекистана на всякое упоминание о нем наложен строгий запрет. Поэтому выступления начала 1992 года сегодня свободно трактуются в ту или иную сторону в зависимости от того, кто о них упоминает - сторонники власти или оппозиции.

На фото: Современные ташкентские студенты (для увеличения кликнуть)

Согласно мнению оппозиционеров, это было "восстание благородной молодежи" (как пишет известный узбекский оппозиционер Мухаммад Салих). Сторонники Ислама Каримова утверждают, что жесткими мерами удалось предотвратить массовые, могущие привести к непредсказуемым последствиям, беспорядки. И даже от вполне нейтральных людей нередко приходится слышать, что в данном конкретном случае Каримов был прав, направляя на разгон толпы ОМОН. А стрелять в студентов омоновцы начали будто бы потому, что те стали бросаться в них камнями и некоторые из омоновцев получили ранения. То есть, стрелять им пришлось как бы в целях самообороны.

Прежде чем углубиться в эти события, напомню общий контекст того времени. Оно определялось мощным всплеском национального самосознания титульных наций всех советских республик, повсеместным кипением эмоций на этой почве. Распад Советского Союза, Карабах, Баку, Таджикистан, турки-месхетинцы, Ош, Чечня... И в то же время в Узбекистане это был период некоего плюрализма, хотя уже идущий на спад, к своему концу.

Студенты, участвовавшие в волнениях, в значительной мере были проникнуты этими настроениями, лозунгами, политической активностью по многим направлениям - от откровенно националистического до радикально демократического. К этому стоит добавить, что для полной энергии молодежи громкие лозунги или нерешенные проблемы нередко бывают лишь поводом хорошо побузить. Поэтому противопоставление, которое используют некоторые узбекские оппозиционеры (Каримов - тиран, поэтому выступающие против него студенты – олицетворение прогресса), здесь вряд ли уместно. Толпа студентов, тем более толпа того специфического времени, никак не была толпой прогрессивной.

И в то же время совершенно бесспорно, что открывать огонь на поражение по бунтующим студентам власть не имела никакого права. Хотя беспорядки и происходили, но это не был вооруженный мятеж. Разгоряченная нарушением своих прав молодежь не творила ничего более того, что, скажем, выделывают футбольные фанаты после очередного матча, проигранного "Пахтакором". Поэтому расстрел студентов стал очевидным преступлением.

Поскольку это событие остается одним из значительных эпизодов начала 90-х годов, а в силу параллелей с недавними событиями в Андижане дает возможность взглянуть на него с дополнительной точки зрения, мы попросили высказаться на эту тему тех, кто учился в то время в Вузгородке или лично наблюдал, как всё это было.

На фото: Общежития ташкентского Вузгородка, 2005 г.

Дмитрий Аляев, журналист, бывший студент ТашГУ

- Ташкентский Вузгородок в советское время был крупнейшим образовательным центром в Центральной Азии и одним из крупнейших центров в Союзе, где получали образование представители стран "третьего мира", в частности, стран Азии и Африки. Кроме этого в вузах училось огромное количество узбекских студентов из областей, а также относительно небольшая прослойка русскоязычных студентов.

Взаимоотношения между ними были сложными. Русскоязычные и ташкентские узбеки в равной степени общались как друг с другом, так и с иностранцами. Студенты из областей, кроме своих одногруппников, имели тесные связи со своими земляками из Карши, Ферганской долины и т.д. Что касается иностранных студентов, то многие из них происходили из зажиточных семей и часто не государства, а их семьи платили за их обучение. Следовательно, и в Ташкенте они были достаточно обеспечены, в то время узбекские студенты из областей, кроме небольшой стипендии, зачастую не имели никаких средств к существованию. Их семьи не могли им помочь, более того, нередко сами студенты помогали своим родителям, зарабатывая какие-то деньги во время ежегодной хлопковой кампании.

Это все происходило на фоне повышения цен и все большего обнищания студенческих масс. После Нового года правительство Каримова в очередной раз взвинтило цены, что и вылилось в беспорядки. Существует мнение, что толчком к этому послужил некий конфликт между иностранными и узбекскими студентами, который затем перерос в конфликт студентов с властью. Думаю, что узбекские студенты внутренне были к этому уже готовы. При общем недовольстве поднять толпу на протест против чего-либо не составляет труда. Помнится, за год до этого один мой хороший знакомый, узбек, говорил, что скоро нация поднимется (против чего именно уже не помню) и с кетменями в руках будет защищать свои интересы. Я тогда отнесся к этому скептически, заметив, что если введут войска, то кетменями против автоматов они ничего не сделают. В итоге я не ошибся.

Когда произошли волнения, мы с другом поехали в Вузгородок, чтобы выяснить, что там происходит. Признаться, я очень боялся, так как это было время подъема "национального самосознания", которое очень часто и очень умело кем-то направлялось против русских. Однако страхи мои оказались напрасными. Восставшая молодежь требовала Каримова и решения своих социальных проблем. Потом правительство применило силу.

Я до сих пор не знаю предысторию и истинные причины этого конфликта. Но факт остается фактом: какие бы причины ни были, в итоге все обернулось антиправительственным выступлением. Причем что интересно. Пока молодежь свою агрессию выплескивала на богатых иностранцев, а русские ждали, что скоро очередь дойдет и до них, правительство не предпринимало никаких шагов. Когда же это оформилось в недовольство именно правительством, тогда началось подавление.

На этой трассе сидели участники голодовки

Рауф Оруджев, журналист, бывший студент ТашГУ

- По-моему, произошедшее логичнее было бы назвать голодным бунтом, который перерос в событие с политическим подтекстом. Я помню, как сам был поражен ценами, направившись в магазин за хлебом. У магазина уже стихийно собиралась толпа, человек триста. Собравшиеся общались группами, возмущались - и это было связано именно с социальными проблемами студентов, которым забыли или намеренно не подняли стипендии, а цены уже взвинтили. И это притом, что до следующей стипендии нужно было ждать еще порядочное время.

На трассе, разделяющей ВУЗгородок на две части и ведущей в Медгородок, собравшаяся толпа практически перекрыла движение, все кричали только о хлебе. Но потом стали раздаваться и выкрики с требованием о проведении президентских выборов честно и справедливо. Кто-то попытался поднять тему национализма, заорав "Йуколсин уруслар!" ("Долой русских!"), но его быстро заткнули. Потом было шествие нескольких тысяч студентов в Медгородок, по-моему, они там не добились присоединения к их акции, и вернулись назад.

А уже на следующий день преподаватели настойчиво рекомендовали всем русскоязычным и иностранцам перекантоваться эту ночь у близких, друзей или знакомых в общежитиях других ВУЗов. Помнится, я всем сказал, что поеду к друзьям своих родителей. Однокурсники, проживающие в общаге, к кому-то поехали, но я всё же решил остаться и посмотреть. Уверенности мне придавало то, что в 85-й общаге я жил на тот момент с иностранцами, и был уверен, что в случае бойни ментам будет приказано эти этажи не трогать. Кстати, сами бунтующие никакой агрессии в эти дни ни к русским, ни к иностранцам в ВУЗгородке не проявляли.

К вечеру, когда еще было светло, в ВУЗгородке наступило какое-то тревожное затишье, все понимали: что-то ожидается. Я помню, как подъехали автобусы по той самой трассе, где располагается троллейбусный круг. Вышли менты в касках с забралами, растянулись цепью по одному и двинулись в направлении общаг, мерно ударяя дубинками по щитам (психологическая атака). Я наблюдал как бы сбоку, двигаясь параллельно с ментами к общагам. Помню как из 9-этажных общежитий - филфаковской и бывшей журфаковской, 89-й, - в ответ стали раздаваться крики, с верхних этажей в ментов полетели камни и пустые бутылки. Одна из групп ментов тут же прорвалась внутрь общежития, и что они там творили, я уже не знаю. Видя, что обстановка с каждой секундой накаляется, я поспешил в 85-ю общагу.

Там я стоял на первом этаже, видя, как приближаются менты. У некоторых наших студентов-узбеков в руках были подобранные железки, каким-то металлоломом они также забаррикадировали входную дверь. Я двинулся наверх, и дальше мы бухали у меня в комнате с городским йеменцем Мохсеном. А "сельский" йеменец, тоже Мохсен, с которым я тогда жил, предусмотрительно свалил куда-то в другую общагу, к своим отсталым товарищам из Йемена.

Мы о чем-то оживленно болтали, пока не услышали выстрелы, и супербеготню под окнами, на тот момент прошло уже часа два, и было темно. Фонари перед общежитием почти не светили, и мы с Мохсом так и не смогли ничего разглядеть из окна комнаты. Слышалась только какая-то непонятная суета в темноте. Помнится, нам это скоро наскучило, и мы вернулись к распитию очередной дозы ужасного пойла из пластиковой бутылочки с голограммой производства Синьцзян-Уйгурской автономной области КНР.

Кроме пары пистолетных выстрелов мы больше ничего ужасного за всю ночь не услышали. К нам в общагу менты почему-то вообще не вламывались (возможно, опять же по причине наличия иностранцев). А утром стали распространяться слухи, что есть жертвы, то ли одна, то ли две. И что одного студента менты даже выбросили в окно 9-этажного общежития.

На фото: кафе-столовая в Вузгородке

Олег Шестакевич, президент международной ассоциации "За демократические преобразования и права национальных меньшинств в Узбекистане", бывший студент ТашГУ

- Студенческие волнения были и до этого. Примерно за полгода до событий произошедших в Вузгородке, я работал в многотиражке Пединститута "Советский педагог". Однажды утром приехав на работу, заметил какую-то необычную для начала рабочего дня суету. Спустя примерно час, выглянув в окно, увидел шествие студентов обучающихся в Пединституте. Общее количество было порядка 200-300 человек. Собравшись достаточно быстро возле главного входа в институт, они двинулись в сторону Хореографического училища, чтобы потом попасть в центр города, благо он был рядом.

Я, естественно, помчался всё это фотографировать, и делать материал, так как раньше ничего подобного не видел. Но институт практически мгновенно оцепила милиция. Меня тут же попросили засветить пленку. Студентов полностью блокировали и разогнали. В тот же день я написал материал и понес его в "Комсомолец Узбекистана". После короткого, но конкретного наезда главного редактора, стало понятно, что обо всём этом придется забыть, так как никто ничего публиковать не будет. Главред сказал, что ничего не произошло такого, на что следовало бы обращать внимание, тем более писать об этом.

Кто всё это организовал, или всё произошло спонтанно, я не помню. Но протестовали студенты против своего нищенского существования. Толчком послужило поднятие цен на питание в студенческих столовых. Студенты тогда просто потеряли возможность нормально питаться в течение дня. Потом что-то, конечно, изменили, как-то это замазали...

Что касается волнений в Вузгородке, то я слышал, что их спровоцировало повышение цены на хлеб и прения с иностранными студентами. В тот день мы несколько раз пытались пройти туда, но всякий раз натыкались на крайне агрессивно настроенных блюстителей порядка. Кордоны были повсюду, в каждом закутке. После этого мы оставили свои попытки туда попасть. Мне почему-то казалось, что ментов так много, потому что должен приехать сам Каримов и разрядить ситуацию. Но никто не приехал, а студентов жестоко подавили уголовно-ментовскими методами, что лично меня потрясло.

Конечно, их выступление не было прогрессивным демаршем, в том понимании, которое мы вкладываем в это понятие. Безусловно, беспорядки были, но никто, по-моему, даже не пытался решить конфликт мирно. На мой взгляд, это была вполне обоснованная акция протеста, которую власти могли нейтрализовать мирными, цивилизованными методами, без убийств и побоев.

Погибло, по-моему, двое студентов. Если их имена кому-то и известны, то достаточно узкому кругу людей. За их смерть, естественно, никто наказан не был. Уголовные дела возбуждались, естественно, против самих же студентов. Нашли зачинщиков и наказали, чтобы другим неповадно было. Власть раз и навсегда дала понять всем остальным студентам, из других вузов, что в случае возникновения подобных акций, церемониться ни с кем не станет.

Я слышал, что в волнениях участвовали и члены "Бирлика". Но тогда это казалось само собой разумеющимся. "Бирлик" был постоянно на слуху, это была единственная сила, которая открыто оппонировала существующей власти, не боясь её.

Помню, что после этих событий у Джаббарова закрыли "комок" в Вузгородке. Пришел майор и сказал: "Всё, магазин закрывается. Так как студентов раздражает, что вы тут жируете, а им хлеба не на что купить". И закрыли.

Сразу после этого Вузгородок огородили железными заборами, которые стоят и по сей день. Студентов отправили на каникулы, после которых областные остались доучиваться по месту жительства. Помню, кто-то из студентов написал на плакате: "Есть только один зверь, пожирающий своих детей - Ислам Каримов!" За что потом автор, конечно, ответил. Я слышал, что его искали - и нашли.

Вот пару строк об этом у А.Мусина (Альберт Мусин - главный редактор бирликовской газеты "Независимый еженедельник". Приводится отрывок из воспоминаний о событиях. - прим. ИА "Фергана.Ру"): "В январе 92-го, вскоре после президентских выборов, с устрашающей жестокостью были подавлены студенческие волнения в ташкентском Вузгородке - традиционном оплоте оппозиции, расположенном рядом со столичным университетом. При этом были убиты несколько студентов, десятки арестованы (некоторые из них вышли на свободу только в прошлом году). Общежития были разгромлены, а студенты (в Вузгородке жило около 30 тыс. студентов и аспирантов) отправлены по домам. Утверждают, что Ислам Каримов заявил тогда: "Какой идиот собрал здесь столько студентов?". Младшекурсники в Ташкент уже больше не вернулись и доучивались в областных пединститутах, спешно переименованных в "университеты". Вузгородок с тех пор обнесен высоченной железной решеткой, в аудиториях и общежитиях "гуляет ветер", а Ташкент, по свидетельству знающих людей, прекратил свое существование, как университетский центр, который создавался десятилетиями.

Следом начались теракты против оппозиционеров - в частности, среди бела дня, на пороге Союза писателей, где располагалась тогда штаб-квартира "Бирлика", "неизвестные" едва не забили насмерть арматурой Абдурашида Шарипова..." (в то время - корреспондент агентства "Интерфакс", оппозиционер. Прим. "Ферганы.Ру)

На фото: перекресток, возле которого сидели участники голодовки

Рустам, журналист, предприниматель, бывший студент ТашГУ

- В то время я работал в редакции "Комсомольца Узбекистана" и хорошо помню, как главный редактор Пукемов не пропустил материалы Сени Новопрудского. Тогда он всё отдал в "Известия" или "Комсомольскую правду", и они всё опубликовали. Но то, что было в январе - это далеко не первые события. За некоторое время до этого были события возле общаги №85, когда студенты из национальных групп жестоко избили проститутку, кажется, казашку, содрали с нее одежду, а потом потребовали выгнать всех иностранцев, стали нападать на них, бить окна и брать общагу штурмом. Тогда ОМОНу в первый раз пришлось усмирять студентов. Это было в конце 1989 года, кажется.

К тому времени у студентов уже был некоторый опыт протестных выступлений. Они постоянно торчали на бирликовских митингах. Потом еще была акция по бойкоту военной кафедры. А после событий возле 85-й общаги многие иностранцы уехали или предпочли перевестись в другие города. Атмосфера, прямо скажу, тогда была очень тревожная. Только отгремели ферганские события. Националистически настроенные студенты не скрывали своей неприязни к иностранцам и русскоязычным. Однажды, на остановке троллейбуса они начали приставать и избивать девушку из русской филологии. Если бы не активист из комитета комсомола университета (кажется, его звали Алишер), то дело бы плохо кончилось.

Самое интересное, что среди тех, кто бесчинствовал, было много студентов журфака, наших товарищей, которые в обычной жизни были нормальными ребятами, а в толпе становились зверьми. Я хорошо помню, как наши иностранцы тогда сильно перепугались. Их всех организовано вывезли в какие-то турбазы в горах, а потом они потихоньку стали бросать учебу и уезжать отсюда. Остались лишь афганцы, которым было некуда деваться.

К следующему учебному году власти стали повсеместно открывать так называемые областные университеты, куда всех студентов из областей и отправили учиться. Не знаю, существуют ли еще эти университеты.

Еще раз повторяю, что события возле 85-й общаги и январские события 1992 года - это разные события. Последние из них были подробно описаны в оппозиционных газетах "Эрк" и "Независимый еженедельник" (эта бирликовская газета печаталась на русском языке где-то в России и в Ташкент поставлялась почтой), которые тогда еще открыто продавались в киосках.

Мое мнение: здесь наслоились самые разные факторы. Во-первых, сама атмосфера того времени, когда скопился очень большой протестный потенциал, в воздухе витали идеи перестройки и революции. Во-вторых, кто-то очень умело манипулировал студентами вузов, которые в большинстве своем были ребятами из провинции, многие из глухих селений, и, наконец, безусловно, была большая доля вины и представителей власти, которые не сумели взять ситуацию под должный контроль. В общем, это напоминает Андижан, только в меньшем масштабе.

На фото: та самая трасса, разделяющая Вузгородок на две части

Хабиб Адолатов, журналист, бывший студент ТашГУ

- 16-го января 1992 года мы с моим другом и коллегой возвращались с работы. Мы были студентами-журналистами и подрабатывали на полставки. Уже был вечер, часов шесть или чуть позже. Когда мы вышли из автобуса, то увидели толпу - несколько сотен студентов. А так как мы были еще и активисты-демократы, то быстро к ним присоединились. Должен сказать, что мы не знали, что там происходит, и наверняка нам не было до этого дела, но нас заинтересовало, что кто-то еще (а их было много!) был недоволен Каримовым и бывшими коммунистами.

Мы узнали, что многие были недовольны ростом цен на хлеб, и какими-то купонами, которых на всех не хватало, поэтому начали требовать хлеба!

Всё это происходило после президентских выборов, которыми мы были сильно недовольны. Молодежь с журфака и филфака тогда болела за Мухаммада Салиха. Следует заметить, что наша группа, нас было тогда не более десяти человек, пошла за Салихом не из-за того, что он был политиком, да мы и не разбирались и даже не хотели разбираться в политике, а потому, что он был поэтом, не похожим на наших традиционалов. Он был своего рода героем, наверняка его можно сравнить с Виктором Цоем, может быть даже с БГ. В конце концов, представьте себе несколько студентов, которые хотели бы изменить всё в этой жизни, видеть всё по другому и безустанно ищущих героев. А в Узбекистане тогда с героями, как и сейчас, было туговато. Вот мы его и нашли. Салих, который начал издавать стихи ещё в семидесятых, был единственным поэтом - не коммунистом, и не посвятил ни единой строчки Ленину или Сталину.

Мы подошли к своим, и кто-то начал подталкивать меня к "трибуне", сказав, что я должен выступить. Я, тогда уже прочитавший несколько книг об Индии, почему-то решил, что мы должны организовать сидячую забастовку и требовать вместо хлеба перевыборов президента. Естественно, студентов (надо сказать, что многие из них были из Политехнического института), которые были очень далеки от нашего политического романтизма, это не устроило...

Потом появились наши оппозиционеры, их тоже не приняли, и кто-то сказал, что еще несколько сотен студентов из Медгородка хотят пройти к нам в Вузгородок, а их не пускают... Были ещё призывы, чтобы все пошли к площади Независимости. Но потом мы просто решили пойти с толпой в Медгородок. Помню, парни кидались камнями в магазины, кричали... Словом, мы дошли до Медгородка и обнаружили, что никто нас не ждет и не знает, что происходит буквально в паре километров от Медгородка... Тогда мы решили вернуться, нас было человек десять, и когда мы уже приближались, увидели студентов, которые бежали от Вузгородка, слышались выстрелы...

Естественно, мы испугались, и решили добираться до общежития № 85 в обход. Я видел студентов, минимум пятерых, которые были ранены, один бледный такой пробежал мимо нас, нам так шепотом говоря: "улдиришаяпти..." (убивают). У него левая рука и шея все были в крови. Крики, шум... Мы дошли до общежития, заперлись в комнате и начали обсуждать увиденное. Нас было уже пятнадцать, и мы решили объявить голодовку. Но мы решили, что надо ещё нашу оппозицию сюда, "эрковцев".

На следующее утро мы с другом пошли к Салиху, у которого офис был рядом с радиокомитетом, напротив шестого роддома. Я к нему зашел и сказал, что хотим объявить голодовку и пришли посоветоваться, хотим, чтобы выборы заново состоялись. Салих сказал: "Рад, что вы пришли к нам, но сейчас мы бы не хотели, чтобы Каримов подумал, что устроили студенческий мятеж". То есть, он не очень-то хотел вмешиваться, и мы сами по себе, четырнадцать человек, объявили голодовку, просили, чтобы нам дали эфирное время, чтобы нашли тех, кто отдал приказ стрелять по студентам и т.п. Голодовка длилась 26 часов, потом нас силой забрали в милицию, где угрожали, кричали, и, в конце концов, отпустили...

Я не жалею, что мы участвовали в этих волнениях, хотя это ничего хорошего нам, студентам 90-х, и даже тем, кто сейчас находится в Вузгородке, не принесло. Стало хуже, но тогда мы хоть не боялись, у нас страха было меньше...

Семен Новопрудский, журналист, бывший студент ТашГУ

- Репортаж о студенческих волнениях в Вузгородке (именно после них Вузгородок в Ташкенте стал отдельным Студенческим районом, а тогда был в составе Сабир-Рахимовского района) мы писали вдвоем с другим корреспондентом газеты "Молодежь Узбекистана" Натальей Ломиногиной (сейчас у нее другая фамилия, по мужу, и живет она, кажется, в Тольятти) и фотокорреспондентом (кажется, это был Виктор Мирошниченко, где он сейчас - я, увы, не знаю). Поскольку газета была еженедельная, на репортаж нас отправили уже после событий, и мы пытались воспроизвести картину со слов очевидцев и участников. Версии происходившего разнились. Одни люди рассказывали нам, что в толпе студентов, устроивших массовый митинг против резкого повышения цен на продукты первой необходимости, прежде всего - на хлеб, оказались провокаторы, которых ребята сами не знали. И что именно эти люди стали бросать камни в милицию, которую тут же стянули к месту митинга. Некоторые прямо заявляли, что студенты были подосланы спецслужбами. Другие говорили, что камни все-таки начали бросать сами студенты, чем спровоцировали милицию на жесткие действия.

Однако совершенно очевидно, что в результате событий властями применялось огнестрельное оружие, причем не только на улице, но и в помещениях. Мы своими глазами видели комнату со следами пуль на стенах и потоками крови. Нам рассказали, что в комнате жили двое ребят, расстрелянных милицией. Причем, судя по тому, что мы видели, стреляли в них именно в комнате.

Руководство ТашГУ явно дистанцировалось от происходившего - никто из опрошенных, насколько я помню, не смог нам сказать, что видел ректора или проректоров, пытавшихся повлиять на события.

С самим нашим репортажем приключилась интересная история. Либо само руководство нашей газеты направило текст на согласование в пресс-службу президента, либо пресс-служба запросила, но там состоялось совещание, где решалось, давать ли текст в печать или не давать. Хотя текст не содержал никаких политических оценок событий и был лишь фиксацией увиденного и слов наших собеседников, текст ночью решили в газету не ставить. Потом мне рассказали, что голоса участников совещания разделились и с перевесом в один голос победили сторонники запрета публикации. Однако на следующий день репортаж в полном объеме появился в газете "Известия" - о том, как он туда попал, мы не знали. Я думаю, что кто-то показал текст тогдашнему собкору "Известий" в Узбекистане Шахобуддину Зайнутдинову, и он решил переслать текст в Москву. Следствием появления репортажа стало прозвучавшее, кажется, через день на пресс-конференции Ислама Каримова обвинение в наш адрес в сотрудничестве с зарубежными спецслужбами. Однако никаких санкций против меня и Наташи не последовало.

Абдуманноб Пулат, один из основателей и руководителей "Бирлика"

- Волнения среди студентов бывали и раньше, но убитых или искалеченных не было. 22 апреля 1989 года вечером группа студентов, живущих в общежитиях Вузгородка, избила нескольких студентов-иностранцев, были волнения. Причины недовольства - поймали девушек, решили, что они проститутки и шли к иностранцам, a среди девушек были узбечки. Другая причина - недовольство привилегиями студентов-иностранцев (им раз в месяц продавали мясо по госценам - 2 рубля за килограмм, на базаре было - 5-6 рублей за кило). Третья причина или толчок - многие студенты-узбекистанцы считали студентов-иностранцев спекулянтами (те имели возможность привозить дефицитные тогда товары, которые продавали) и "заносчивыми". В этих событиях участвовали десятки студентов, возможно - сотни.

До этого, где-то в 1987-88 годах, афганские студенты устроили беспорядки и марш из Вузгородка в центр города. Об этих событиях мало что известно. Толчком послужило что-то вроде схватки с местными студентами. Участвовали, видимо, десятки человек. А еще до эпохи гласности случались потасовки между представителями ФАНО (Фергана-Андижан-Наманган-Ош) и СурКаша (Сурхандарья-Кашкадарья).

Что касается произошедшего 16-17 января 1992 года, то я разговаривал со многими студентами - очевидцами этих событий. Часть информации я знаю сам, или был свидетелем и участником происходящего. Студенческие волнения начались по следующим причинам.

Первое. К этому времени цены на хлеб выросли (инициатива Ельцина-Гайдара). А Каримов опрометчиво, неудачно и некстати заявил, что хлеб в Узбекистане - основной продукт питания, и он не повысит на него цену. Было очевидно, что Каримов не сможет выполнить это обещание.

Второе. Ввели купоны, обязательные для покупки определённых продуктов и товаров, которые были в Узбекистане дешевле, чем в соседних республиках и других частях бывшего Союза. Но студентов (многих других - тоже) еще не успели ими снабдить.

Третье. В хлебном магазине в Вузгородке (на улице Чимбая) в этот день (16 января 1992 года) перестали продавать хлеб без купонов. А у студентов купонов не было.

Четвёртое. Около 50-ти студентов стояли у магазина и выражали недовольство, требовали, уговаривали продать им хлеб без купонов. А в это время некоторые подходили с заднего хода и покупали хлеб - видимо без купонов. Когда студенты заметили это, они начали протестовать громче. После перепалки некоторые студенты побежали по общежитиям и стали собирать народ.

Из заметного начальства никто не приходил поговорить со студентами, чтобы как-то разрешить эту проблему. Милиция начала требовать от студентов, чтобы те разошлись. Нескольких студентов забрали, затолкали в машины и увезли. Может быть, избивали. Тогда часть студентов взяла в руки камни. Потом был поход в Медгородок, к общежитиям ТашМИ. Затем они вернулись в Вузгородок.

В тот день я до самого вечера пробыл в здании Союза писателей, в неофициальном офисе "Бирлика". Вечером, около 10-ти, возвращаясь домой, у метро "Бируни" вижу милицию. Спрашиваю, что случилось. Двое милицейских отвечают: "Студенты поднялись, мы - с ними" (они, видимо, не знали, что там уже творилось).

Я побежал в Вузгородок (я жил в длинном 9-этажном доме возле кинотеатра "Нукус"). На улице Чимбая вижу две группы: студенты и милиция (вторая группа защищалась щитами). Студенты кидали камни. Подошёл к студентам, никого из тех, кого я знал лично, не увидел, но некоторые студенты узнали меня. Милиция начала стрелять в воздух. Я говорю студентам: "Нервы у милиции могут не выдержать (я сам видел немного пострадавшего от камня милиционера), и могут начать стрелять уже не в воздух". Несколько студентов ответили: "Домла, стреляют холостыми патронами, не беспокойтесь". А я им в ответ: "Не уверен..."

Подошёл к офицеру (то ли майор, то ли подполковник, не помню). Говорю: "Я - преподаватель (не стал называть своё имя, свою роль в "Бирлике"), давайте выделим несколько представителей от студентов и поговорим, услышим их требования и разрядим ситуацию". В ответ слышу: "Пусть сначала перестанут бросать камни". Но студенты отказались от этого требования. Они требовали отпустить тех, кого забрали в милицию.

Я пошёл домой, оставил свой портфель. У нашего дома (возле подъездов) стояло несколько преподавателей. Среди них было несколько симпатизирующих либеральным демократическим идеям, "Бирлику" и "Эрку" ... Я и двое из них подошли к студентам и милиции. Результат тот же - ничего не добились. Обе стороны не идут на переговоры.

Тогда двое моих соседей и друзей насильно затащили меня обратно, сказав "уже поздно, никто нас не слушает, a если они узнают кто ты, и тебя и "Бирлик" в зачинщики запишут". Их аргументы подействовали на меня. Мы вернулись к нашему дому. Группы преподавателей, живущих в нашем доме, стояли у подъездов. Доносилось много крика и шума, ничего нельзя было понять. Через некоторое время к нам подошли несколько студентов (не знакомых нам, но по виду, одежде, поведению, вроде бы студенты из общежитий) с канистрами (никто из моих соседей, преподавателей ТашГУ и Политехнического института их не узнал) и попросили бензин - практически возле каждого подъезда стояло несколько машин. Получив отказ, они начали угрожать, что сожгут эти машины. И ушли.

Ночью, когда шум утих, я и мои соседи разошлись по своим квартирам. Через некоторое время мне позвонил один студент и спросил, занимаюсь ли я правозащитной деятельностью, и не хочу ли узнать, что случилось, - как избивали студентов, стреляли, ранили... Я пошёл в общежитие, где был этот студент. Там были недавний выпускник Политеха и несколько студентов, потом подъехал Марат Захидов (a, может, он уже был там - точно не помню), тогда народный депутат Узбекистана от Вузгородка. Мы вместе зашли в несколько общежитий и собрали сведения о студенте Политехнического, получившем очень серьёзное пулевое ранение у общежития (4-х этажное - напротив нашего дома). Его забрала то ли милиция, то ли скорая. Студенты были уверены, что он умер (рано утром, эта информация подтвердилась, и власти признали его гибель, и даже устроили узбекско-мусульманский обряд в подъезде общежития: все приходили выражать соболезнование, кто-то читал суры из Корана...). Ночью мы узнали, что ещё один студент был ранен в голову (он умер через несколько дней). Я записал имена этих двоих и нескольких других студентов - избитых, раненых, по словам очевидцев.

Собрав всю эту информацию, я пришёл домой, и позвонил в агентство "Экспресс хроника" в Москве (у них двое дежурили каждую ночь). По телефону продиктовал краткую статью-информацию. Они каждую ночь распространяли сводку новостей, а свою газету издавали еженедельно. Потом позвонил в "Независимую газету" (тоже в Москве - они имели информационное агентство "НГ", а газета - тогда одна из самых популярных в России и в бывшем Союзе - выходила 3 раза в неделю), и, кажется, еще в несколько агентств в Москве ("Франс Пресс", "Рейтер").

Ночью мы с Маратом Захидовым договорились со студентами, которые помогли нам собрать эти сведения, встретиться утром, в 9 часов. А утром, 17-января, начался стихийный митинг протеста. Требовали отпустить арестованных прошлым вечером и ночью, создать комиссию для расследования и включить в нее наших представителей. Марата Захидова мы попросили поехать в парламент (Верховный Совет) и правительство, в аппарат президента и передать наши требования. Послали гонцов в "Бирлик" и "Эрк". Особое, личное приглашение было для Мухаммада Салиха (20 дней назад он был кандидатом в президенты, а студенты голосовали за него).

Около пяти часов я руководил одной частью этого митинга протеста. Несколько раз часть студентов пыталась начать марш в центр города, к Каримову. Но Вузгородок был полностью окружён. Стояли автобусы с милицией, а также автобусами всё было перегорожено. С помощью нескольких студентов-активистов нам удалось уговорить их отказаться от этого марша. Я был уверен, что ничего хорошего из попытки прорвать оцепление и пойти маршем в центр города не выйдет.

От "Бирлика" прибыли несколько представителей. От "Эрка" - не видел. Мой брат (Абдурахим Пулат, лидер "Бирлика"), как я потом узнал, ответил гонцам, что на этом митинге достаточно представителей "Бирлика" - он имел в виду меня и остальных наших.

Мухаммад Солих приехал где-то в 2 или 2.30 после обеда - вместе с тогдашним генпрокурором Буритошем Мустафаевым и хокимом Ташкента Адхамбеком Фозилбековым. Когда Мухаммад Солих, генпрокурор и хоким начали говорить, видимо, уже поздно было вести переговоры. Студенты начали бросать камни во всех нас. Хотя прокурор объявил, что заведено уголовное дело по факту смерти студента и применения огнестрельного оружия. Мухаммад Солих сказал, что парламент создаст комиссию. Но камни стали летать ещё сильнее.

Убедившись в бесполезности дальнейших попыток решить вопрос мирным путём, я пошёл домой. По дороге сопровождающий прокурора хотел меня задержать, но я вырвался и пошёл не домой, а к другу, который жил в соседнем подъезде. В этот день уже не стреляли, но всё равно жестоко избили студентов, в том числе и в общежитиях.

В этих волнениях участвовали тысячи студентов. Погибших было, по меньшей мере, двое. Фамилии их я уже не помню. Насколько я знаю, за их смерть никто не был наказан. Может быть, были "дисциплинарные" наказания, не знаю. Уголовное дело было свёрнуто.

Уже с 18-января студентов стали отправлять на "каникулы". Потом решили, что большинство из них должно продолжать образование в областных центрах - для этого местные пединституты превратили в "университеты", открыли новые вузы, филиалы и учебные центры ташкентских вузов...

Прогрессивным это явление (протесты студентов, и то, как они протестовали) я бы называть не стал. Они превратились в массовые беспорядки, но властям можно и нужно было не доводить до этого. А также нельзя было стрелять в студентов, даже в тех, кто кидал камни. Да, раненые омоновцы или милиционеры - это правда. Но некоторые студенты погибли, многие были жестоко избиты. Были и раненые. Омоновцы или милиция, я уверен, не должны были стрелять, в этом не было необходимости. У них были щиты и дубинки. Могли бы вызвать подкрепление и применить не фатальные средства для разгона. Можно и нужно было применить слезоточивый газ и другие не смертельные средства, как это делают в цивилизованных странах во время таких беспорядков.

То, как быстро мирная демонстрация студентов (наиболее активной, сознательной и организованной части общества, в 1989 году - опора мирных и многотысячных демонстраций и шествий "Бирлика", а затем, в 1990-92 годах, в значительной степени - опора и "Бирлика" и "Эрка"), переросла в беспорядки, заставило меня переосмыслить некоторые красивые лозунги демократической оппозиции.

А через несколько месяцев меня, Альберта Мусина и Анвара Усманова обвинили в "оскорблении чести и достоинства президента Каримова с использованием СМИ" - из-за появления одного плаката в газете "Независимый Еженедельник", издаваемой в Москве "Бирликом". Плакат, действительно, ходил немного во время митинга протеста 17-января. Там было написано на узбекском языке, от руки: "Уни сайладингиз, у энди курсатади. Шундай хайвон борки, уз фарзандларини ейди" (Его избрали, он теперь покажет. Есть такое животное, которое ест своих детей). Написано было красным, а в портрете Каримова были - тоже красным - пририсованы "борода", и капли падающие. Плакат, действительно, оскорблял Каримова, но я никакого отношения к нему или его появлению в газете не имел. А в цивилизованных странах такой портрет и такие слова вообще не являются уголовным деянием. К тому же, я, наоборот, говорил во время митинга, что у нас нет доказательств, что это Каримов отдал приказ стрелять в студентов, и просил этот плакат убрать, но он продолжал гулять по рукам (это уже другая история).

Затем я был в бегах, меня похитили из Бишкека после международной конференции по правам человека в Центральной Азии. Я просидел 52 дня в трёх тюрьмах Узбекистана. Был признан виновным (надо ведь было "сохранить лицо" и оправдать похищение из Бишкека и пребывание под стражей) и осуждён на 3 года, но освобождён из зала Верховного суда по амнистии. После того, как я вышел из тюрьмы, ко мне домой пришёл знакомый студент, и сказал, что это он нарисовал тот плакат. Я ответил, что если бы знал, что это он, то может, не выдержал, и сказал бы об этом следователю. И я рад, что не знал этого раньше...

Подготовил Алексей Волосевич.

При содействии Международной ассоциации "За демократические преобразования и права национальных меньшинств в Узбекистане".

* * *

Редакция Интернет-сайта предоставляет возможность высказаться по этой теме всем, кто пожелает поделиться своими воспоминаниями или мнениями о событиях.