История в лицах. «Наполеон из Локая». Часть I
«Наполеон из Локая» - так называется одна из книг по ранней советской истории, написанных еще об одном герое наших очерков.
Ибрагимбек. Это имя более десяти лет держало в напряжении Красную Армию и власти Таджикистана и всей Средней Азии. В судьбе этого человека отразилась сложная и противоречивая история народов Средней Азии. В Таджикистане, Узбекистане, Афганистане Ибрагимбек для кого-то - презренный бандит, жестокий и безграмотный дикарь. Другие произносят его имя с восхищением, гордятся им как национальным героем, долгие годы в одиночку воевавшим с непобедимой Красной Армией.
В настоящем очерке речь пойдет о борьбе Ибрагимбека против Советской власти в Восточной Бухаре в 1921-1926 годах и о перипетиях его эмигрантской жизни, включая участие в чужой для него гражданской войне в Афганистане вплоть до его возвращения в Таджикистан в апреле 1931 года.
Факты биографии
Интересной попыткой дать портрет Ибрагимбека является работа его земляка и нашего современника доктора наук Насреддина Назарова. Автор использовал большое количество новых источников, в том числе - афганского происхождения, а также материалы, собранные во время полевых исследований на родине Ибрагимбека в начале 2000-х гг.1
Биографические данные этого человека, записанные с его собственных слов, содержатся в его уголовном деле, заведенном Ташкентской ЧК в 1931 г. Итак, Ибрагим родился в 1889 г. в кишлаке Кокташ (современный район Рудаки, примыкающий к южной части Душанбе) и происходил из племени локай, рода исанходжа. Исанходжинцы жили вперемежку с другими узбекскими племенами и таджиками на обширной територии от Кокташа до Явана и севера Дангаринской долины. Локайцы и схожие с ними племена (конграты, юзы, семизы, катаганы, марка, дурмены, кесамиры и др.) - потомки кочевников-узбеков, пришли из Дашти Кипчака (обширной степной территории от низовьев Волги на западе до северного берега Сыр Дарьи на юго-востоке) в Мовароуннахр в ХVI веке вслед за Шейбани-ханом. Их относят к поздним, или даштикипчакским племенам. На рубеже XIX и ХХ веков именно их называли собственно узбеками. К моменту их появления в регионе наряду с аборигенами-таджиками уже проживали так называемые «ранние» тюркские племена домонгольского происхождения – карлуки, тюрки, моголы и др., пришедшие сюда начиная с VI века. Многие их них давно осели и мирно уживались с местными таджиками. Тюрки Куляба, например, были на стадии полного перехода на таджикский язык. В начале ХХ века локайцы были третьим по численности узбекским народом Восточной Бухары (после конгратов и юзов). В 1924 г. в пределах Гиссара и Балджувона их насчитывалось 25.400 человек.2 Примерно столько же локайцев бежало в Афганистан в первой половине 1920-х. Известны 4 подразделения (уруга) этого племени: исанходжа, бадракли, байрам и туртуул. Исанходжинцы и бадраклинцы жили в основном в Гиссаре, а байрамцы и туртуулцы – в Балджувоне. Локайцы так же, как и проживавшие рядом с ними другие даштикипчакские узбекские племена, а также туркмены находились на стадии перехода от кочевой к оседлой жизни. Они потихоньку строили небольшие селения на местах своих стоянок и пробовали сочетать традиционное отгонное скотоводство с примитивным земледелием. Последнее, то есть переход к земледелию – традиционному занятию таджиков, наложило свой отпечаток на характер их взаимоотношений с таджиками, которые составляли большинство (почти две трети) населения Восточной Бухары и ранними тюрками.
Ибрагимбек. Фото из архива автора статьи
В начале ХХ века Восточная Бухара представляла собой ряд бекств, фактически независимых, отданных бухарским эмиром во власть местных феодалов-беков. Локайцы и другие узбекские племена, сохранившие многие черты кочевой военной организации средневековых тюрков и монголов, жили отдельно, сохраняя свои структуры, поддерживая беков и эмиров и оказывая эпизодическое давление на оседлых таджиков-земледельцев. Отношения таджиков и узбекских племен было настороженным, а порой враждебным. Оно было вызвано не только тем, что локайцы постепенно переселялись из Гиссара на восток, на территории таджиков, но и обратным процессом переселения таджиков Куляба и Балджувона на юг и юго-запад – в предгорья Куляба и Балджувона и в Гиссарскую долину.3 Однако в селениях, где таджики издавна жили вместе с узбеками, никакой розни не наблюдалось. Простой народ жил в общинах, предпочитая договариваться, а не воевать с соседями.
Отец Ибрагимбека - Чакобай был удостоен чина токсабо (что соответствовало чину полковника согласно эмирской табели о рангах) и являлся аксакалом (старшиной) кишлака, насчитывавшего 80 дворов. Он был обеспеченным, по местным понятиям, человеком. Хотя, в целом социальная дифференциация и классовое расслоение в локайской среде не были выражены до такой степени, чтобы назвать кого-либо из племенных вождей сказочно богатыми феодалами, нещадно эксплуатировавшими своих односельчан. Семейство Чакобая насчитывало 4 жены, 6 дочерей, 6 сыновей. В хозяйстве были заняты собственно домочадцы, лишь на время Чакобай нанимал 3-4 работника со стороны. Ибрагимбек был младшим из сыновей. В детстве он учился полтора года в начальной школе (мактабе), мог немного читать, но писать, по собственному признанию, так и не научился. Когда наступило время, Ибрагимбек женился, а после взял и вторую жену. Обе жены оказались бездетны. Позже, в 1921 г., Ибрагимбек женится в третий раз - на Бибихатиче, дочери локайского вождя Абдукаюма Парвоначи.4 В 1912 г., когда Ибрагимбеку исполнилось 23 года, он лишился отца. Отец после смерти оставил младшему сыну пару быков и большие долги, которые, впрочем, Ибрагимбек не собирался выплачивать. Почти десять лет после смерти отца он скрывался от кредиторов, проживая то дома, то уходя к соплеменникам в другие кишлаки. Некоторые источники называют Ибрагимбека конокрадом. Видимо, эти утверждения недалеки от истины. Набеги на соседей с целью грабежа – не редкость среди кочевников Центральной Азии. Есть упоминания о том, что Ибрагимбек имел эмирский чин и занимался сбором налога (закята), так что его вполне можно причислить и к эмирским чиновникам.5 Среди соплеменников он был известен также и как искусный джигит-наездник, непременный участник популярных народных зрелищ - бузкаши (козлодраний). Так продолжалось до осени 1920 г., когда «Бухарская революция», как снег на голову, свалилась на Ибрагимбека, жившего вольной и праздной жизнью авантюриста-абрека6.
Завоевание Восточной Бухары
К 1 мая 1921 г. войска Красной Армии заняли почти всю территорию Восточной Бухары. Свободным оставался Дарваз с центром в Калаи Хумбе, куда стянулись таджики во главе с Ишан Султаном (о котором мы писали в предыдущем очерке). Попытки большевиков прорваться туда в 1921 и 1922 гг. успеха не имели. Завоевание Восточной Бухары было определено, с одной стороны, силой Красной Армии, с другой – военной слабостью и политической разобщенностью коренного населения. Тем не менее, очень скоро красноармейцы обнаружили, что имеют дело не с “союзником пролетариата”, а с враждебным, в лучшем случае - нейтральным населением. Вследствие этого командованию пришлось закреплять занятые населенные пункты путем оккупации. Авангард оказался оторванным от основной части войск, разбросанной в тылу в виде отдельных гарнизонов. Такая война требовала огромных людских и материальных ресурсов. Эти обстоятельства, а также военное сопротивление повстанцев буквально связали Красную Армию по рукам и ногам. У нее уже не было сил идти в горы – Каратегин и Дарваз. Естественно, ни о каких афганской или индийской экспедициях не могло быть и речи. Забегая вперед, скажем, что заслуга басмачества заключается именно в том, что оно стало главным препятствием для «красноармейской атаки на Восток». Столкнувшись с массовым наповиновением, а затем и восстанием, большевики отказались от планов немедленного продвижения в Хорасан, Южную Азию и Западный Китай. Они решили сосредоточиться на укреплении уже завоеванных позиций в Туркестане и в Бухаре. Части 1-й Туркестанской кавалерийской дивизии, совершившие поход в Восточную Бухару, названный “Гиссарской экспедицией”, к весне 1921 г. находились в состоянии полного разложения, объясняющегося усталостью, болезнями, нехваткой обмундирования. Невероятно тяжелые условия, в которых проходила затяжная “Гиссарская экспедиция”, неизбежно привели к падению дисциплины, подталкивали красноармейцев на массовые грабежи и насилие над местным населением.7 К 1 мая 1921 г. войска Красной Армии заняли почти всю территорию Восточной Бухары. Они разместили свои гарнизоны в важных в стратегическом отношении селениях.
Немедленно после занятия Душанбе, Гиссара, Курган-Тюбе и Куляба, не дожидаясь организации гражданских органов власти, военные приступили к массовым продовольственным заготовкам для нужд Красной Армии. Зерно, мясо и другие продукты вывозились из Восточной Бухары в Закаспий8. Нелишне напомнить, что изъятие продуктов или “продразверстку” Советская власть проводила за границей своего государства. Ведь формально провозглашенная 14 сентября 1920 г. БНСР до 1924 г. оставалась самостоятельной и независимой. Выполнение продразверстки затруднялось тем, что Западная и Восточная Бухара, традиционно служившие житницей эмирата, находились в сфере боевых действий. В результате, хлебные плантации оказались запущенными и покинутыми жителями9. Председатель Совнаркома Бухарской республики Файзулла Ходжаев писал в Москву, Ленину в июне 1921 г. о том, что “мясная разверстка в республике была выполнена с помощью русских вооруженных отрядов и вызвала ненависть масс к русским вообще и Красной Армии в частности».10 Продовольственные отряды, особые отделы Красной Армии проводили реквизиции, сопровождавшиеся расправами с так называемыми “кулаками” и “приверженцами эмира”. К осени 1921 г. продотрядами было собрано в Восточной Бухаре 1, 5 млн. пудов хлеба11. Кстати сказать, до появления красных войск Бухара не испытывала недостатка в хлебе. Когда в 1917 г. из России перестал поступать хлеб в обмен на бухарский хлопок, Бухара, пережив один полуголодный год, решительно переориентировала свое сельское хозяйство и к 1921 г. имела 5 млн. пудов (80 тысяч тонн) зерна излишка12. Еще раз забежим вперед и отметим, что продовольственные и материальные ресурсы Бухары (включая золото эмира) в 1921-1922 гг. помогли Советской России преодолеть продовольственный кризис и тем самым удержать свои позиции в регионе.
С самого начала Россия взяла под свой контроль экономику Бухары. Согласно договору между РСФСР и БНСР от 1921 г., Бухара была лишена права предоставлять без разрешения России концессии иностранным государствам. Охрана границы с Афганистаном и таможня также находились в компетенции РСФСР.
Новые органы власти и части Красной Армии из-за отсутствия подходящих помещений размещались в школах, мечетях и других священных, почитаемых мусульманами местах. Красноармейцы разрушали и разбирали немногочисленные деревянные жилища на дрова. Невольно у населения возникало впечатление о новой власти как об организованных и вооруженных грабителях, вымогателях и осквернителях религии.
Незначительная часть революционно настроенных бухарцев, а также тех, кто знал русских и стремился избежать кровопролития, проявила готовность к сотрудничеству с Красной Армией. 5 марта 1921 г. в городок Гарм из кишлака Муджихарв прибыли два человека и заявили, что население “целиком и полностью признает Советскую власть и новое Бухарское правительство”. Одним из них был Нусратулло Максум - будущий первый глава правительства Советского Таджикистана13. В числе сторонников новой власти было много так называемых «отходников» - сезонных рабочих, работавших на промышленных предприятиях Ферганы и Ташкента (сегодня их назвали бы гастарбайтерами)
Но основная часть населения вела себя иначе. Люди разбегались, прятались, опасаясь расстрелов, арестов и реквизиций. Зачастую они покидали места предстоящих боев и возвращались в свои селения по их завершению. В каких-то случаях они просто отправлялись в горы, чтобы переждать тяжелый период, в других – бежали за границу. Оставлять территорию, оккупированную «неверными», без сопротивления хоть и не рекомендуется, но не запрещается Кораном.
И, наконец, находились такие, кто делал отчаянные попытки сопротивления. Было бы удивительным, если бы традиционное восточнобухарское общество, в котором мужское доминирование было абсолютным, реагировало на советское вторжение каким-то другим образом. Весной 1921 г. в Восточной Бухаре (Гиссар, Курган-Тюбе, Куляб, Каратегин) вспыхнуло восстание против Красной Армии и Бухарского правительства. Возглавило его духовенство и родовые авторитеты. Его целью было восстановление исламского суверенитета, воплощением которого был Бухарский эмират. Повсюду создавались отряды бойцов для участия в джихаде. Население призывалось поддержать муджахидов в их борьбе с “неверными”, поднявшими оружие на мусульман и прогнавшими их со своих мест. Наднациональные суфийские лидеры-экклезиасты взяли на себя обязанность собрать воедино разношестные, в этно-лингвистическом отношении, отряды. Однако в военно-оперативном отношении отряды не были надежно связаны между собой, а тем более с пришлыми ферганцами, хотя последние под командованием Нурмата, брата Шермата, и прибыли в Восточную Бухару по просьбе Алим-хана. Тем не менее, это движение, позднее названное большевистскими агитаторами басмачеством, превратилось в грозную силу. Особое сопротивление оказали племена Куляба и Балджувона (узбекские племена, таджики, тюрки, туркмены), потерявшие в боях весной 1921 г., как сообщал Ф. Ходжаев, около 10 тысяч убитыми14. Тогда крупнейший авторитет кулябских повстанцев Давлатмандбий со своим отрядом напал на русский гарнизон в Кулябе. После отступления муджахидов красноармейцы жестоко расправились с местным населением. Информационная сводка представителя РСФСР в Душанбе сообщала, что Красная Армия творила при этом немало “безобразий”. Как всегда во время военных конфликтов, первыми жертвами стали слабые, в том числе женщины. Так, в Кулябе отрядом особого назначения было изнасиловано несколько женщин15.
Усилия «басмачей» были направлены как на защиту от нападения извне, так и на укрепление идеологизированных, патриархальных связей и солидарности на общинном уровне. Верность религиозным идеалам, помощь повстанцам рассматривалась общественным долгом, а солидарность с муджахидами приветствовалась. Соответственно, сотрудничество с властями каралось самым жестоким образом.
Помимо ферганцев, восставших бухарцев поддержал отряд таджиков-матчинцев (из верховьев Зерафшана) из 2,5 тысяч человек во главе с Абдулхафизом. Борьбу против нового строя возглавил религиозный авторитет - Ишан Султан из Дарваза и местный феодал Давлатмандбий - тюрок из Балджувона. Они-то и обратились к локайцам с призывом участвовать в борьбе против русских и джадидов. В архиве Советской Армии имеется упоминание о том, что Ибрагимбек был “военным инструктором” у Давлатмандбия.
Так племенные отряды локайцев под командованием Каюма Парвоначи откликнулись на призыв духовенства и местных феодалов и встали на защиту эмира бухарского и своих селений от революционных войск и Советской власти. Позже Ибрагимбек сменил своего заболевшего тестя на посту командира, и вскоре после этого локайские отряды стали доминировать в повстанческом движении Восточной Бухары.
В некоторых, более поздних источниках мусульманского происхождения наш герой именуется как «Мулла Мухаммад Ибрахимбек Локай». Хотя маловероятно, что Ибрагимбек был муллой, то есть образованным, в религиозном смысле, человеком. Но у него был свой духовный наставник – мулло имом. Звали его Ишони Довуд из Куляба. За сладкоголосие и знание классической поэзии его называли Ишони Булбул (соловей).16 Несмотря на то, что Ибрагимбек был верующим человеком, он был, прежде всего, племенным вождем и военным лидером. По свидетельству Баглани, все кто знал Ибрагимбека, отмечали его личное бесстрашие и неразговорчивость. О карьере Ибрагимбека можно судить по тому, что в конце 1921 г. он носил звание караул беги (капитана) эмирской армии. И в дальнейшем Алим-хан всячески поощрял Ибрагимбека, выделяя его как своего явного фаворита, хотя эти два персонажа настоящего исследования встретились друг с другом только поздним летом 1926 г. в Кабуле.
Костяк восточнобухарского басмачества составили племенные (узбекские) и этно-региональные (таджикские и узбекские) формирования, а также остатки разбитой бухарской армии. Восстанием в Дангаре руководил локайский вождь Каюм Парвоначи. Другой локаец (рода туртуул) Тогай Сары действовал в Кызыл Мазаре, в то время как Балджувон и Куляб контролировал местный тюрок Давлатмандбий. В Гиссаре главенствовал Темурбек, в Сурхандарье – Хуррамбек. Таджики Рахман Додхо, Ишан Султан, Фузайл Максум руководили отрядами в Душанбе, Дарвазе и Каратегине соответственно. Ибрагимбек, имея свою базу в Кокташе, кочевал вместе со своими отрядами между Гиссаром и Кулябом, находя приют и поддержку у своих локайцев. Таким образом, почти вся территория современного южного Таджикистана и сопредельной Сурхандарьинской области Узбекистана от Байсуна и Ширабада до Примапирья контролировалась басмачами, в рядах которых доминировали полукочевые узбеки. Среди последних главенствовали локайцы Ибрагимбека. Отряды цементировались авторитетом вожака, племенной солидарностью и ореолом защитника веры. Именно эта триада и обеспечила стремительное восхождение Ибрагимбека. Судя по именам главарей, многие из них имели воинские звания (токсабо, додхо, парвоначи и пр.), из чего можно предположить, что эти они являлись в прошлом офицерами бухарской армии, или были удостоены званий в ходе самого сопротивления. Восставшие опирались на собственную силу и не имели организованной материальной поддержки из-за рубежа. Беглый эмир, который, хоть и жил небедно, не располагал средствами, достаточными для финансирования продолжительной военной кампании. Оружие покупалось в Афганистане на средства, собранные в виде налогов «на джихад» с населения. Другим источником вооружения и припасов была Красная Армия. Легкое огнестрельное оружие и патроны крали, покупали у красноармейцев, добывали в бою.
Война в Гиссаре и Кулябе
В начале лета 1921 г. восстание было подавлено, но в Бухаре продолжали оставаться русские войска, численностью 20 тысяч человек - плохо одетых, голодных, недисциплинированных. Учитывая это, а также ожесточенное сопротивление, оказанное повстанцами, Бухарское правительство предприняло попытку заключить мир с басмачами. От имени правительства Бухреспублики Ата Ходжаев и начальник милиции г. Душанбе турок Сурея Эфенди объявили амнистию всем заключенным “улемам, муллам, амалдорам, аксакалам и видным лицам братьям Гармского и Дюшамбинского вилоятов.” 20 июня Сурея Эфенди отправился в Гарм. Он выступал перед жителями, говорил об амнистии, о роли России в освобождении мусульман от английского ига, уговаривал, чтобы “все граждане, бежавшие и покинувшие свои дома, а также амалдоры, бежавшие от революционного правительства, вернулись в свои дома и продолжали свою мирную жизнь”. Пламенная речь турецкого офицера оказала большое эмоциональное воздействие на слушателей. У многих присутствовавших выступили слезы на глазах. Растроганный Ишан Султан приказал сдать все оружие. В свою очередь, С. Эфенди, не менее расчувствовавшийся, возвратил оружие и... назначил Ишана Султана председателем Гармского революционного комитета.17
Полномочный представитель РСФСР Б.Дуров и представитель правительства Атовулло ходжа Пулатходжаев (Ата Ходжаев) вступили в переписку и с Давлатмандбием. Военное командование обещало вернуть реквизированный скот сразу после того, как моджахеды сдадут оружие. В начале августа 1921 г. делегация бухарского правительства и русского командования во главе с Ата Ходжаевым прибыли в кишлак Кангурт для встречи с повстанцами. В составе делегации находился некто Саиджан додхо, эмигрировавший позже в Турцию и напечатавший в 1928 г. свои воспоминания в журнале “Янги Туркистон”. Итак, Саиджан додхо вспоминал:
“Мы прибыли в Кангурт. Вместе с Давлатмандбием на переговоры прибыли Тугай Сары (локаец), Ашур (семиз), Абдулкодир (карлук), Абдулкаюм (локаец из Балджувона), Пошшохон (катаганский могол) и другие. Давлатмандбий был одет в афганскую форму. После положенных приветствий он встал и сказал: «До настоящего времени на бухарскую землю не ступала русская нога. Ваше правительство пришло и привело русских солдат. Вы отобрали все наше имущество, а женщин и девушек изнасиловали. Пока русские солдаты не покинут бухарскую землю, мы будем продолжать свою войну. Мы сложим оружие сразу, как только русские уйдут из Бухары”.18
Представителям бухарского правительства было трудно договариваться с повстанцами. В том, что между бухправительством и простыми бухарцами были непонимание и даже вражда, во многом были виноваты и большевики. Являясь главными инициаторами и исполнителями бухарского переворота, в первый год после «революции» большевики старались находиться в тени, чтобы в случае чего сваливать вину за все эксцессы на бухарских коммунистов-бывших джадидов. Выставленные в роли предателей народных масс, джадиды становились мишенью справа и слева - как большевистского руководства, так и эмиристов-басмачей.
Утром 12 августа 1921 г. в кишлаке Калта Чинар Ата Ходжаевым с одной стороны и Давлатмандбием с другой, в присутствии русского консула Дурова, уполномоченного 1-й Туркестанской кавдивизии Шатова, а также 10 тысяч красноармейцев, 6 тысяч моджахедов, был подписан мирный договор. Согласно ему, командиры повстанцев подчинялись правительству и обязались сложить оружие. В свою очередь, моджахеды требовали вывода русских войск из Восточной Бухары. В договоре говорилось: “Не должно быть никакого вмешательства иностранцев во внутренние дела на территории священной Бухары”. В текст договора были включены описания преступлений, совершенных против местного населения, требования возвращения конфискованного имущества и немедленного вывода особых отделов с Бухарской территории. В качестве обязательного условия входило также наказание 12-ти аксакалов (старшин), доставлявших продовольствие Кулябскому гарнизону Красной Армии. Их обвиняли “в хищениях, разврате и грабеже народа”. В дальнейшем аксакалы были разысканы и выданы новому председателю Кулябского ревкома - Давлатмандбию. Шестеро из них были вскоре публично казнены.
По поводу падения эмирской власти и подписания Давлатмандбием и большевиками протокола народ Куляба сочинил следующее честверостишие:
Амирамон гафлат омад
Шикасти давлат омад
Бийбобо-ро зур омад
Саломи хукумат омад.
(перевод)
Позабыв о бдительности, не заметил наш эмир, как
Пала наша держава.
Трудно стало Бий-бобо 19
Пришло приветствие от правительства.20
В конце лета начался отвод частей 1-й кавдивизии, 9 месяцев находившейся в Восточной Бухаре и совершенно разложившейся. На полях дозревал обильный урожай. Однако крестьянам Восточной Бухары так и не удалось спокойно собрать плоды своего труда. Мир оказался недолгим. Перемирие не привело к миру. Возвратившегося в Бухару Ата Ходжаева большевики подвергли резкой критике за заключение мира с басмачами. Тем временем, власть в Гиссаре, Кулябе и Гарме находилась де-факто и де-юре в руках моджахедов. Их лидеры - Давлатмандбий, Ишан Султан, - не думали складывать оружия и признавать Бухарское правительство. В сентябре 1921 г. в районах Душанбе, Куляба и Курган-тюбе война возобновилась с новой силой. “Очищенную вроде Бухару пришлось снова завоевывать вооруженной силой”, писал позже начальник штаба Туркфронта. Давлатмандбием было собрано у населения золото, серебро и 200 лошадей. Все это было переправлено в Афганистан для приобретения оружия и патронов. К концу сентября на территории Восточной Бухары образовались три центра сопротивления: в Душанбе, Балджувоне и Гарме общей численностью 40 тысяч человек. 21 сентября 20-тысячная толпа, вооруженная преимущественно палками и мотыгами подошла к Душанбе, требуя вывода русских войск и представителей правительства. Началась более чем месячная осада города. К тому времени Душанбе был оставлен большинством местных жителей. В городе оставался русский гарнизон, состоявший из двух полков, резиденция полпреда РСФСР в Восточной Бухаре и небольшой еврейский квартал. Отряд локайцев Ибрагимбека и матчинцев неоднократно атаковал гарнизон. Тем временем, на помощь осажденным подошла помощь. 18 октября русские перешли в контрнаступление на кишлак Мазори Мавлоно, во время которого мождахедам был нанесен большой урон. В конце-концов, отряд матчинцев, подвергнув ограблению окрестные кишлаки, отошел.
20 октября из Бухары в Душанбе выехала новая делегация, возглавляемая председателем Бухарского Центрального исполнительного комитета (иначе, президентом Бухары) Усман Ходжой Пулатходжаевым, известным как Усман Ходжаев. Это был брат Ата Ходжаева, заключившего 12 августа мир в Кангурте. 23 ноября 1921 Усман Ходжаев в сопровождении отряда бухарской милиции под командованием заместителя военного назира (министра) Бухары, бывшего турецкого полковника Али Ризы прибыл в Душанбе. С ними был генеральный консул РСФСР в Восточной Бухаре Нагорный.
Прибыв на место, Усман Ходжаев приступил к реализации своего антисоветского заговора. Мятеж Усман Ходжаева готовился заранее. Дело в том, что “Временное соглашение РСФСР и БНСР” предусматривало, что формирование и снабжение Бухарской армии будет происходить под контролем Реввоенсовета Туркфронта, иначе - Москвы. Понятно, что это не устраивало бухарское правительство. Выход был найден. Взамен армии бухарцами была создана 8-ми тысячная “народная милиция” на принципах военной организации. Милиция была вне русского контроля и возглавлялась турецкими офицерами. Таким образом, появившийся в Душанбе У.Ходжаев обладал всей полнотой власти и имел в своем распоряжении внушительный отряд милиции. Легитимным поводом для его выступления послужил кангуртский договор с Давлатманбием от 12 августа, предусматривавший вывод русских войск из Восточной Бухары. 9 декабря У.Ходжаев и Али Риза арестовали военкома душанбинского гарнизона Морозенко вместе с его заместителем Мухиным и русским консулом Нагорным. Русской стороне был выдвинут ультиматум с требованием сдать оружие и покинуть Восточную Бухары. Оружие сдали лишь одна рота и пулеметная команда. Остальные отказались подчиниться. Это привело к вооруженному столкновению с отрядом Али Ризы. Красное командование было освобождено и штабу Туркфронта было сообщено о случившемся. В помощь осажденным была выслана подмога. В этом эпизоде моджахеды Ибрагимбека не поддержали джадидов и турков. Когда Али Риза призвал локайцев помочь в борьбе с Красной Армией, Ибрагимбек ответил: “Вы русских призвали, вы их и выгоняйте, а мы не хотим”. В результате трехдневного боя (10-12 декабря) русский отряд восстановил положение. Тотчас после бегства У.Ходжаева и Али Ризы из Душанбе, 13 декабря Ибрагимбек коварно напал на отступающий отряд У.Ходжаева, нанес ему поражение и захватил немало трофеев. Затем в душанбинский гарнизон прибыл парламентер локайцев. К тому времени Ибрагимбек, по его собственным словам, был избран населением Гиссара беком. В переданном им письме Ибрагим поздравлял русских с победой:
“Товарищи, мы вас благодарим за то, что вы дрались с джадидами. Я, Ибрагимбек, хвалю вас за это и жму вашу руку, как другу и товарищу, и открываю вам дорогу на все четыре стороны и ещё могу дать фуража. Против вас мы ничего не имеем, мы будем бить джадидов, которые свергли нашу власть”, писал Ибрагим 20 декабря 1921 г. Тогда ему казалось, что с изгнанием “джадидов” и уходом русских в Бухаре восстановится старый порядок. Его миролюбие к русским, разумеется, было вызвано тактическими соображениями и в этом Ибрагимбек проявил себя достаточно гибким для эмириста лидером.
Разумеется, красные не думали покидать Душанбе. Командование и консул избрали следующую тактику: “переговоры поддержать, помощь продуктами принять, стараясь создать видимость дружбы, оттянуть время до приезда подкрепления - частей 3-й стрелковой бригады”. Русский консул, лично встречавшийся с «капитаном Ибрагимом», предлагал лакайцу примириться с бухарским правительством, делая намек, что в случае примирения сам Ибрагимбек не будет обижен. К чести Ибрагима, предложение это было отвергнуто. Переговоры продолжались до начала января 1922 г. и кончились, разумеется, безрезультатно. Вскоре прибыли дополнительные русские силы и 6 января военные действия между Ибрагимбеком и красными войсками возобновились. Совершенно ясно, что Россия использовала переговоры для выигрыша времени, одновременно усиливая антагонизм между Ибрагимбеком и бухарским правительством.
Как вспоминал входивший в делегацию Ата Ходжаева Саиджан датхо, представителям бухарского правительства было трудно договариваиться с моджахедами. “Джадиды и русские - заодно”, говорили курбаши. “Наше положение было невыносимым”, вспоминал Саиджан. “С одной стороны нас преследовали русские, а с другой стороны - басмачи. И те, и другие называли нас предателями”. Члены бухарского правительства были глубоко разочарованы, когда высянили, что все восточнобухарские курбаши являются сторонниками свергнутого эмира. Тем не менее, они всячески старались разъяснить свои цели моджахедам. В кишлаке Шаршар делегацию Бухары остановил Тогай Сары. Саиджан датхо вспоминал:
“Он встретил меня и спросил: знаешь ли ты кто я? Я - это тот, кто отправляет джадидов и русских на тот свет. В ответ я стал объяснять, что мы не русские и не джадиды, а только национальная организация. Вскоре он понял цель нашей поездки, зарезал барана и угостил нас пловом”.21
Позиция образованного бухарского населения хорошо изложена Мухаммадали Балджувони, автором «Таърихи Нофе-и» («Поучительной истории»).22 Взгляды Балджувони отражают весь спектр переживаний образованного «среднего» класса Бухары в критический для страны и общества период. Автор смиренно принимает свою судьбу и судьбу Бухары как должное. Никого напрямую не обвиняя, Балджувони подходит вплотную к выводу об обреченности эмирского строя, его безнадежной отсталости. Знаменательно, что Балджувони относился к эмиру, его чиновникам, басмачам крайне неоднозначно. Остро критикует он произвол неграмотных и продажных эмирских чиновников и духовенства, приведший к падению Бухары. Как очевидец установления Советской власти в Средней Азии, он называет басмачей то “смелыми и отважными”, то “бесчеловечными”. На наш взгляд, никакого противоречия здесь нет. Очевидно, что идея защиты ислама и сопротивления Советской власти не была чужда автору, но он не мог однозначно одобрить разрозненные, не связанные между собой, принимавшие зачастую форму разбоя, басмаческие выступления. Переживания Балджувони особенно понятны его потомкам, пережившим вторую гражданскую войну в 1990-х гг.
Бегство
В середине 1920-х активная политика Советской власти, а также экономическая помощь населению изолировали басмачество от основной массы населения. Ибрагимбек стал уклоняться от прямых столкновений с Красной Армией, прятался в горах. Он и его пособники все меньше походили на защитников веры. Они грабили, убивали мирных жителей, заподозренных в сочувствии Советской власти. Весной 1926 г. Ибрагимбек предпринял последние попытки продержаться, но тщетно, слишком неравными были силы. Выбора не было. Ибрагим вспоминал о трудных для него и его соплеменников временах:
“Локайцы Гиссара и Балджувона стали жаловаться на плохую жизнь и переселяться в Афганистан, не спрашивая меня... Их ушло очень много с семьями и имуществом. Игамберды ушел в Афганистан со своей шайкой, не выдержав преследования. Зимой в бою был убит Худайберды. Вместо него я назначил Тангрикула мулло. Силы мои явно убывали. Вскоре был убит мулла Раджаб. Со смертью Худайберды Янги Базар также был занят русскими войсками. Шайка его распалась. Со значительно подавленным настроением я переехал в Балджувон. И здесь не повезло. Весной 1926 года джигиты Исматбека отрезали ему голову и частью сдались русским войскам. На его место я назначил Палвана датхо - старшего брата Исмата, но тут опять неудача: в бою был убит один из лучших командиров моего личного отряда - Суванкул”.23
В начале лета 1926 г. Ибрагимбек остался во главе небольшого отряда в 50 человек. По его словам, оставаться на бухарской территории было бессмысленно: ни людей, ни оружия и боеприпасов, к тому же на моджахедов оказывался сильный военный нажим.
“Выход оставался один - перейти в Афганистан. Так я и сделал, уйдя в Афганистан в первый день праздника Курбан байрам”.
Переправа состоялась в районе Бешкапа. Характерно, что уход Ибрагима за реку, в эмиграцию, состоялся, как и гибель Энвера в день главного праздника в исламе, который отмечался в 1926 г. в день 23 июня.
ОБ АВТОРЕ: Камолудин Абдуллаев - кандидат исторических наук (1983 г.), независимый исследователь, автор нескольких книг по ранней истории Советской Средней Азии и Таджикистана, а также гражданской войны в Таджикистане. Живет в Душанбе.
Окончание следует
ПРИМЕЧАНИЯ:
1 Насриддин Назаров. Мухаммад Иброхимбек Лакай. Document de travail de I’IFEAC. Серия «Рабочие документы ИФЕАК» Выпуск 20 (июнь 2006). Ташкент, 2006. Главный персонаж исследования Н. Назарова обозначен не как главарь басмачей Ибрагимбек, а как «Мухаммад Иброхимбек Лакай» - борец за свободу, религиозный лидер и локайский национальный герой. Работу Назарова следует рассматривать и как научное исследование, и как факт возрождающейся национальной узбекской (даже более локальной – локайской) историографической традиции. Его работу также отличает сфокусированность на национальном моменте, который мешает автору посмотреть на своего героя со стороны, с научно-объективных позиций.
2 Как отмечает Кармышева, “до революции их было больше, племя это особенно пострадало от басмачества”. См.: Кармышева Б.Х. Очерки этнической истории южных районов Таджикистана и Узбекистана (по этнографическим данным). М: Наука, 1976. С.97.
3 Кармышева Б. Х. Указ. соч. С. 158.
4 По словам родной сестры Бибихатичи, Зумрад Момо Каюмовой, у Ибрагимбека и Бибихатичи родился сын Гуломхайдар. В 1932 г. он умер от болезни в возрасте примерно 4 лет. Немногим позже, на руках своих сестер в Дангаре (Кулябский район) скончалась и сама Бибихатича. См.: Насриддин Назаров. Мухаммад Иброхимбек Лакай. Document de travail de I’IFEAC. Серия «Рабочие документы ИФЕАК» Выпуск 20 (июнь 2006). Ташкент, 2006. С. 14.
5 Там же.
6 Архив комитета государственной безопасности Узбекистана. Уголовное дело N 123469 по обвинению Ибрагимбека в преступлениях, предусмотренных 58 и 60 статьями Уголовного кодекса Узбекской ССР (58-2, 58-4 УК РСФСР), (далее: Дело 123469). CC. 3-4.
7 РГВА, ф.110, оп. 2, д. 71, л.38.
8 Архив Коммунистической партии Таджикистана (АКПТ), ф.31, оп.1, д.49, л.14.
9 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф.122, оп.1, д.77, л.л.55,71.
10 РГАСПИ, ф.62, оп.1, д.444, л.11.
11 АКПТ, ф. 4511, оп.16, д.135, л.67.
12 РГАСПИ, ф.122, оп.1, д.245, л.123.
13 АКПТ, ф. 4511, оп.1, д.147, л.17.
14 АКПТ, ф. 4511, оп.16, д.135, л.158.
15 РГАСПИ, ф.122, оп.1, д.83, л.10.
16 Эшони Довуд последовал в эмиграцию в месте с Ибрагимом в 1926 г. После бегства (возвращения) Ибрагимбека на советскую территорию в марте 1931 г. Эшони Довуд был заключен на несколько лет в афганскую тюрьму. Эшони Довуд закончил свой жизненный путь глубоким стариком, в 1970-х. Похоронен в афганском Бадахшане. Из беседы с Баширом Баглани. Душанбе, 24 августа 2006 г.
17 АКПТ, ф.4511, оп.16, д.135, л.67. Позже Сурея эфенди присоединится к Энверу, но вскоре заболеет психической болезнью и будет отправлен на лечение в Кабул.- IOR:L/P&S/10/950.
18 Янги Туркистoн, 1928, No.13.
19 о есть Давлатмандбию.
20 То есть Советской Бухары. Это четверостишие записано в феврале 1991 г. со слов Башира Баглони, выходца из семьи таджикских эмигрантов в Афганистане, проживавшего тогда в Душанбе. Б. Баглони - бывший министр юстиции ДРА.
21 Янги Туркистон, 1928, No.13.
22 Балджувони Мухаммад али ибн Мухаммад Саид. Таърих-и нофеъ-и. Душанбе: Ирфон,1994. Книга была издана академиком А. Мухтаровым благодаря поддержке академика М. Асими, убитого во время второй гражданской войны в Таджикистане в 1996 г.
23 Дело 123469. C.25.
* * *
